9
Моя квартира совершенно стандартная, обычная двухкомнатная «хрущо-ба», с маленькой прихожей, крохотной кухней и с такими же унизительно ма-ленькими туалетом и ванной. Прикольно было, когда совершенно стандартная стиральная машина стояла в ванне. Переодеваться приходилось чуть ли не на одной ноге. Правда, теперь стиралка стоит на кухне, так что не повернуться теперь там.
Зато комнаты достаточно просторные, но и тут архитектор пошутил, сде-лав их смежными. Для кого это строилось? Точно не для людей. Вот приведи, допустим, я жену жить, что маме все слушать, что в соседней комнате тво-рится? Нет, это точно не для людей строилось, скорее, наоборот, у архитекто-ра был какой-то зуб, поэтому он так и сделал, гад.
Но, это все фигня, нам с мамой хватает.
Да, еще. Забыл - у нас же есть кот.
Барсик его зовут, вернее Барсик-второй. Первого убили, как - рассказы-вать не буду, скажу только, что убили люди, прямо в подъезде. То есть, нет, не в подъезде, умер он дома, в подъезде ему нанесли смертельные раны. Мама принесла его домой, чуть дышавшего. Шла она домой с работы, в подъезд зашла, а там мелкие стоят кругом и разглядывают что-то, интересно им, сволочам, как кот мучается. Поразительно, но этот маленький комочек жизни, не кричал о своей боли. Он пытался ходить, волоча за собой заднюю лапу. Есть - ничего не ел, только подходил попить воды. Думали, отлежится, пытались ему витамины давать, а он только смотрел на нас своим жалобным взглядом, прямо в глаза, словно что-то сказать хотел или спросить. Спустя три дня, он залез за кресло и, уснув, тихо умер.
Кто это сделал искать не стали ни мама, ни я. Какой смысл? Каждый второй может сделать это, и каждый второй может отмазаться. Какой-то по-ганый ублюдок избил. Может, потому, что он черный был. Примета, типа пло-хая. Может, из развлечения, просто так. Других причин не было. Мы с мамой никому ничего плохого никогда не делали, ни на кого не суявили и никого ни-когда не трогали, так что убивать нашего кота из-за мести не было поводов. А, может быть, это и послужило поводом - то, что мы ни к кому никогда не ле-зем, то есть лохи. Что они сделают-то?
Попадись мне этот упырь сейчас, я бы ему показал, что могу с ним сде-лать.
Конечно, можно было бы, как пацаны все делают, первому на кого дума-ешь морду набить. А смысл? Барсика уже все равно не вернуть этим. Да и бо-ец с меня невеликий, хоть и хилым я назвать себя не могу. Могу в морду дать в теории, но, если честно, дрался все один раз в школе. Побил одного урода на крыльце школы, в седьмом, вроде, классе, уже и не помню за что. Потом так погано было, особенно когда все мнение обо мне менять начали, подтрунивать перестали и некоторые руку тянуть начали, даже кто раньше не здоровался. Так что вот так.
Барсик второй живет у нас уже три года, приблудный он. Тоже черный, но нос у него не розовый, как у своего предшественника, а черный и белого пятнышка на груди нет. Мама подобрала его на улице, вернее, в подъезде, какие-то хорошие люди выкинули его котенком. Наигрались и выкинули.
У него был понос и все такое, но мы его выходили и теперь он - полно-ценный член семьи. Правда, гулять его не выпускаем, так спокойнее. А ведь самое интересное в нем, что ручным он так и не стал. В смысле, на руки не лезет и живет в каком-то обособленном мире. Глядя на него, думаешь - коты лучше собак. Кот, несмотря на свои малые размеры, всегда смотрит в глаза, в отличие от тех же собак, он словно в душу заглянуть хочет, и увидеть там че-ловека, он созерцает. Кот, если его ударили, никогда не будет вилять хво-стом, как тупая собака, служащая тому, кто ее вырастил, независимо от то-го, хороший он человек или плохой - все равно вертит хвостом. Вообще, по-моему, собак заводят одни уроды.
Практически никогда Барсик не показывает своего характера, хотя тот у него, несомненно, присутствует. Даже если он посреди ночи обнаружит свою миску пустой, он не станет орать на весь дом, а сядет рядом с маминой кро-ватью и будет терпеливо ждать.
И сейчас он сидел на тумбочке у телефона и смотрел мне прямо в глаза.
Кстати, вот говорят, у котов зеленые глаза. Врут, желтые они у них.
Как же можно ударить такое вот чудо? Чудо, которое смотрит на тебя и видит, кто ты есть на самом деле. Они ведь живые. Они видят. Слышат. По-нимают. Любят. Умирают. Им также больно, как и всем. В сущности, если хо-тите, коты это ведь еще и индикатор нашей с вами человечности, и если спо-койно живет кот, значит и ты человек хороший. Может, поэтому и гадостные люди и стараются ударить кота - боятся, что он увидел их сущность поганую.
Барселон мурлыкнул, словно спросил: почему настроение у меня парши-вое? а настроение было действительно паршивое, даже очень. Потрепал его за ухо, но котяре это не понравилось, он спрыгнул с тумбочки и засеменил на кухню, к своей миске.
Не хотелось мне никого видеть.
Газету сразу в помойку выбросил.
Покормил кота, сам есть не стал, не хотелось. Поотжимался раз десять-пятнадцать, не больше – так, чтобы не увядать. Привычка такая.
Убрал диски на место, в ящик. Раньше как-то руки не доходили, валяют-ся и валяются, но предстоящий визит Санька напрягал, и убрал я их, чтобы глаза не мозолили. По-любому, пару штук утащат ведь, спросят посмотреть - не отказаться будет, а потом ищи-свищи их. Какие диски? Не помню я ника-ких дисков!
После плюхнулся на диван. Включил гадкий телевизор. Он у нас здоро-венный, экран большой. Всю нишу в стенке заполняет собой. Да только смот-реть по нему нечего, каналов мало показывает. Приходиться все время его настраивать, кабеля нет, окраина все-таки. Посмотрел минут пять и выклю-чил, смотреть о том, как доблестные опера ловят очередного серийного убийцу - настоящая пытка.
Единственное, что хочется смотреть по мерзкому ящику, по крайней ме-ре, мне, - это футбол. В этой игре нет фальши, натуральная она какая-то, че-стная. Эта игра способна подарить настоящее счастье. Можно сколько угодно рассуждать о том, что футбол - это сейчас такой же шоу-бизнес. Что игроки теперь фактически превратились в таких же пафосных музыкантов и акте-ров. Но позвольте - на поле ведь до фени прическа, когда тебя бьет по ногам или по ребрам такой же здоровенный мужик. Посмотрел бы я на певца-голубка в такой атмосфере! Так что не стоит сравнивать, это все разные ве-щи. А личная жизнь игроков - это их личная жизнь и никто не вправе их су-дить. Только бы на поле играли.
Ни с чем несравнимо ощущение, когда твоя команда выигрывает и ста-дион поет, «Энфилд» например.
Только вот беда одна, на стадионе я никогда не был. Не потому, что я трус, и боюсь туда ходить из-за злобных фанатов, нет. Просто в нашем городе есть стадион, но нет футбольной команды, то есть она есть, но она нигде не играет, то есть играет в каком-то непонятном чемпионате области. Зато у нас есть целая федерация футбола области, это точно. Постоянно как Думу ка-кую-то показывают по подлому ящику, так там президент этой федерации депутатом сидит, все на спортивные темы высказывается. Денег клянчит. Еще эта федерация проводит городские чемпионаты по мини-футболу, люби-тельские, конечно. А футболом настоящим никто не занимается, говорят - средств нет. Так тогда бы и назывались бы - федерация мини-фубола или лучше федерация недофутбола, любительского. Смешно смотреть как пузатые и не очень мужики бегают по залу, мяч гоняют, а потом интервью дают, все по-взрослому, прям «Интер» - «Милан».
И все равно, футбол - великая игра. Даже по телевизору или по интерне-ту можно почувствовать его энергетику. Но это касается только непосредст-венно матчей, я футбольную аналитику смотреть не люблю. Не потому, что неинтересно, а потому, что видишь комментаторов, какие они мнительные, а их фразы типа «господа, давайте разберем этот момент», просто добивают. Ведь в голове рисуется совсем другой образ этого человека. Он кажется таким нормальным и понимающим, будто повторяет твои мысли. И - вот мысли, вот человечище - умный, правильный, такому и подражать не стыдно. А увидишь и понимаешь – сейчас выйдет он из студии, сядет в «Лексус» и поедет на гламурную вечеринку и все… Да и футболисты эти, рубаха-парни, потом становятся певцами, сенаторами еще чёрт знает кем, вот тебе и не фальшь.
Покурил прямо в комнате. Обычно я в комнате не курю, курю в балкон-ную дверь, даже если один дома, боюсь запах дыма останется, - мама не раз-решает курить. Но я курю еще со школы, курю много, полторы – две пачки в день.
Зазвонил телефон. Тревожно как-то стало. Телефон наш, в основном, молчит, только мама иногда по работе звонит кому-нибудь, а так он пылится стоит. Да какая-нибудь скотина номером иногда ошибется. От того тревожно и стало, сразу подумал, что мама звонит - с бабушкой все серьезно и придется ехать туда. Долго искал пепельницу, куда хабарик выбросить. Может, и не-долго искал, относительно все, но не хочется даже по телефону с мамой раз-говаривать с сигаретой в руке, стыдно.
Отбой. Звонили с маминой работы, уточняли, когда мама сможет выйти на работу. Ответил, что не знаю и повесил трубку.
Не знал я, когда мама вернется, и это было правдой. И телефона мобиль-ного у нее нет, говорит, что он ей не нужен. Не спорю я с этим, но что делать в таких вот ситуациях? Когда бабушка «заболевает» никогда ничего нельзя знать наперед, точно только что это минимум три дня. Едь к ней и все тут, и плевать, что у дочери свои заботы есть.
А ведь мама собиралась к врачу в понедельник, даже номерок взяла, а это, надо сказать, почти подвиг. Да почему почти, подвиг целый, у нас такая система в поликлинике, что бесплатные номерки получают в регистратуре. Вот и приходится чуть ли не в пять утра вставать и туда ехать на первом ав-тобусе, чтобы записаться. И, прикол, ведь не всегда получается это. Вездесу-щие старики забивают очередь еще раньше, больные хреновы, и льгот у них выше крыши, и дотации всякие, а им все мало. Не понимаю я этого, шли бы в дом престарелых, если общения им не хватает, да и врачи там в прямом дос-тупе, без очереди. Даже долбаную кровь лезут без очереди сдавать, трясут своими корочками, уроды.
Конечно, можно платно к врачу попасть. Там и направления даже не на-до, но откуда денег столько взяь? Да, и, в конце концов, должны же быть хоть какие-то принципы, медицина ведь официально бесплатная, так почему человек должен платить за прием у врача? Мама этого не понимает и я с ней согласен. Плюс к тому надо учитывать, что и врачу надо «презент» преподнести, чтобы улыбался, а то как увидит, что с пустыми руками, так и разговор другой. Бесит все это - неужели вам мало, все время жалитесь, зарплаты низкие, все время вам государство повышает зарплату, а вам все мало.
Бывает, заболеешь зимой - куда без этого - вызовешь врача. Приходит, блин, врач, навороченная, вся в мехах, и смотрит с пренебрежением и брезг-ливостью, типа, куда я попала? А всего-то - терапевт, больничные выписыва-ет по гриппу и ОРЗ.
Да и этот мудак, что звонил, замдиректора, татарин, тоже сволочь та еще. Рассказывала про него мама. Всю кровь он ей выпил на работе. Ничего не делает, на работу ходит когда ему угодно, еще и коммуниста из себя стро-ит, типа недовольный он нынешним политическим режимом. Урод. Все орать любит, когда нажрется: «всех на лесоповал» или: «у вас у всех тут диагноз». Да не один он такой там.
У моей мамы на работе живет хорошо только тот, кто ворует. Бухгалтер ворует - живет, директор ворует - живет, замдиректора ворует – живет. И все их окружение ворует и живет, рассказывала мама, сокрушаясь; наверное, она одна такая лошиха. Да, блин, что же это за общество такое - человек ручки домой не принес с работы, куска хлеба не украл и у него ничего нет. Зато боров, мамин директор, и иже с ним, поменяли несколько раз машины и живут припеваючи, а мы… Да еще директор имеет наглость заявлять: «Если бы я стал президентом, меня бы сразу убили бы!». Это он себя таким справедливым считает. Не беда, что кроме мамы работают одни блатные в штате, которые ничего не делают, а зарплату получают огромную. Не считая того, что стырили. Такая вот у него справедливость странная…
Ну, да ладно.
Мысли о «друге» Саньке не оставляли. Припрется, Артура этого еще при-ведет наверняка. И слушай: «Идем такие мы, а они нам - вы чо?», «я ему но-гой, а он мне палкой, а потом я ему ещё с ноги - ты че сука, ох…л?». Все раз-говоры одни и те же.
«… о-оо-оо» - это с улицы.
Уже по привычке посмотрел в окно.
«Бар» открылся или возобновил работу после утреней попойки. В смысле, алкаши проспались и опять повылезали. «Синяя» скамейка, пустовавшая ут-ром, сейчас была вся занята ими, как гнилое мясо червями.
Как всегда, одни маргиналы, подонки, ненавижу их.
Надо сказать, окно в этой комнате с небольшим дефектом, так бывает, если смотреть в него под определенным углом, оно начинает выдавать какие-то волнистые изображения, как в комнате смеха. Так было и сейчас, одни ка-зались непомерно мелкими, другие непомерно худыми и толстыми. Смешно? Мне что-то не очень. Почему? Сейчас расскажу, сами поймете.
На скамейке сидел лысый дед Коля, вновь запивший, и что-то активно выговаривал «Клопу», местному алкоголику, сидевшему перед ним на корточ-ках.
Клопа зовут Игорем, рожа у него всегда красная, потому и Клоп. Когда-то он здесь жил здесь, в соседнем подъезде вместе с матерью и братом-инвалидом. ДЦП это, кажется, называется, когда человек нормально ходить не может. Сидел по малолетке, во время его первой ходки мать, алкоголичку, убил по пьяни сожитель. Выйдя из тюрьмы, Клоп стал главой семьи и загнал в гроб своего старшего брата, тоже алкоголика, затем что-то натворил и снова сел. Когда он в очередной раз вышел из тюрьмы, то окончательно пропил квартиру, превращенную к тому времени в притон, и уехал. Затем вернулся и сейчас здесь бомжует. Но вообще у нас здесь он почти героем считается. Си-ротинушкой, так сказать. Помогает всем. Тут недавно стены в подъезде мыл и на субботнике деревца молодые дикие вырубал, что у дома растут бескон-трольно, они «клумбе» мешают нашей.
Этот Игорек хоть и слушал деда, но держал во внимании дорогу, точнее говоря, людей, проходивших мимо. У каждого из них он пытался стрелять деньги, некоторые даже давали. Только не подумайте, что это он на еду себе собирал. Нет, его тут и так накормят, это он так развлекается, на бухло себе собирает.
Это еще что - однажды он вообще положил кепку на дорогу, мол, бросай-те сюда. Надоело напрягаться, видимо.
Данила, рыбак, что-то рассказывал или объяснял Сергеичу, как всегда облаченному в камуфляж. Тот, сложив руки на груди, внимательно слушал, изредка согласно кивая головой. Вообще-то они не опойки и не живут в этом доме. Живут они в доме напротив, но как и все любители выпить, идут сюда. Здесь никто на них не орет, напротив, им только рады. Вот и сегодня пришли.
Артур, там еще сидел. Как всегда, в жилетке своей, знаете наподобие разгрузки армейской, такая, на голое тело одетой. На этот раз он не стоял, словно дозорный, как обычно, на своих двух, а сидел и разговаривал с дедком, который, опираясь на трость, с интересом слушал его. Не помню, как его зовут, только знаю, что он постоянно умирает. Хотя, по мне, он меня пережи-вёт.
Жестикулируя рукой, верзила словно искал подтверждения сказанного им. Потом он начал жать руку деду и, разжимая ладони, по-дружески, поло-жив другую руку на грудь, что-то вдохновенно говорил, дед согласно кивал. Наверное, опять рассказывал о своей нелегкой доле.
Раньше Артур этот где-то в центре жил, а потом выселили за неуплату квартплаты, о чем он не переставал регулярно рассказывать, жалуется на всех, «бедненький». Лет пять-шесть назад переехал он сюда, в наш подъезд, с матерью. Я в классе шестом вроде учился.
Ему лет сорок на вид, метра два ростом и здоровый, как бык. Он уже дважды отсидел, хотя тут не поймешь, то дважды, то трижды, говорят. Сам я с ним никогда не общался, так, иногда сигаретку стрельнет, когда один на скамейке сидит. Такое ощущение что, дальше нашей скамейки он не ходит, изо дня в день торчит на ней, как будто живет на ней.
Все население подъезда, кроме опойков, не переносит на дух этого Арту-ра, но при встрече расплываются в улыбке, действуя по принципу «не тронь говно и вонять не будет».
Кстати, про говно - это точно.
Жили тут у нас на четвертом этаже молодые родители, квартиру снима-ли, потом они съехали. Привычка дурная у них была, коляску детскую на первом этаже, под лестницей оставлять. Не знаю, специально или нет, может, не донести было, но эта мразь навалила им прямо в коляску. И, когда хозяин вышел разбираться, знаете, что сделал Артур? Он возглавил расследование. Положив руки на смененные штаны, он быстренько нашел виновного – алко-голичку Аню, которая, правда, стала обосновывать, почему это не она. Коро-че, во всем стал виноват бомж Гриня, которого вообще в помине тогда и близко не было.
Кулек жрал яблоко и тер нос. Кулек - зек в прошлом, алкаш с полувеко-вым стажем. Живет в моем подъезде, на первом этаже. Сволочь он. Тут себя за старейшину держит, аксакал, так сказать.
Картину дополнял стоявший в сторонке и куривший мужичок, мой сосед сверху, упырь.
Вообще, его семья (наши соседи сверху) - интересные люди. Как только я включаю музыку, у них сразу начинает что-нибудь падать, причем интенсив-ность падений и грохота возрастает по мере того, как долго играет музыка. Всё это не прекращается до той поры, пока музыка не выключится. Вот так я слушаю музыку - в основном в наушниках. Глупо, я ведь у себя дома, но…
Вы можете сказать: «Ты, что, параноик? Зачем это им надо?»
А вот! Как-то был случай, до него я тоже как-то думал, что мне все ка-жется, а потом… Заметил одну закономерность: по мере того, как передвигал-ся я, также мерно поскрипывал пол над моей головой. Интересно стало. За-мер, чтобы это проверить. Тихо пройдя в комнату, остановился и так же тихо вернулся на кухню. Тишина. Затем обычным шагом вернулся в комнату, и, стоило мне пойти, как над моей головой раздался скрип половиц, потом я по-вторил этот фокус и каким вы думаете, был эффект?
Одно или другое - либо я схожу с ума, либо соседи меня слушают. Дейст-вительно, может, вы и правы, паранойя какая-то, но это повторяется с за-видной регулярностью.
Вообще, они тоже прикольные человеки. Их трое, то есть четверо, - сын не живет с ними. Блин, пятеро, еще дочка есть старшая. Музыкант, но я ее видел всего пару раз здесь. Мать глубокая пенсионерка и сын тоже почти пенсионер и алкоголик, жена примерно того же с ним возраста, но тогда она в больнице лежала.
Простая бабулька – да никакая она не простая, прикидывается только. Прикинется дурочкой, типа не понимает ничего, а сама вертит людьми как марионетками, когда дело касается ее личных интересов, один ей одно сде-лай, другой другое. Даже маму пыталась припахать ей какие-то документы сделать по пенсии, и все с улыбочкой своей простецкой. Мерзость, одним сло-вом.
Ее сын, тот самый мужичок, Хоббит, я его называю, а вообще-то он «док-тор», так вроде его называют.
Любит выступать - и все-то его любят, всего-то уважают и начальник его ценит, и бабы все его, и людям он помогает. «Пассажир» хренов, он и нужен синеве только тогда когда на скамейку со своим приходит. Мастер на все ру-ки, типа все может, все умеет. Да знаю я, как он это все может. Слышно ведь все, стены никакие. Возьмется что-нибудь делать, то раковину, то ванну, минут двадцать подрючится, и «деталей не хватает» - начинает орать. А потом «едет» за этими деталями, - на скамейку… И поит этих уродов. А ночью возвращается домой. Мало ему, что он и так орет целыми днями, так еще и по ночам концерты пьяный закатывает. Талькова долбаного врубит и тащится сидит или гранату обещает взорвать.
Раньше жена с ним ругалась, пока в больницу не слегла. Теперь он с ма-терью собачится, на всю округу слышно. Она причитает, а Хоббит просто пе-реходит на крик, прокуренный и пропитый крик, переходящий в рык. Порой все замолкает, и кажется, что это конец шоу, но потом опять бабка причитать начнет. Причем, не важно, сколько времени - десять утра или час ночи, порой он начинает ей выговаривать и сцена повторяется. Бабка затыкает его, он затыкает ее.
Мама даже не пытается с ними ругаться, устала, бесполезно это, все рав-но выставят так, будто она наскочила на них, а они святые. И, самое смешное в том, что все этих уродов поддержат. Я ведь говорил - маму здесь не любят, а соответственно, не любят и меня.
Тут протечка была, у нас протёк потолок. Даже лампочка перегорела в коридоре. А Хоббит во дворе визжит пьяный, скачет. «Мы» - вопит – «ни при чём!» Протекло, а эта… ой, бля… бешеная…
Потом уже сынуля приехал. Слышно было, как Хоббит на кухне перед ним тявкал. «Я боялся вниз протечет, будет орать опять» - это его слова.
Бесит, зальют, потом возмущаются, типа, они жертвы.
Чуть поодаль от алкашей стояли бабки.
Ведьмы. Все похожи одна на одну.
Баба Нюра говорила о погоде звенящим голосом. Другая, жирная Викто-ровна, ела семечки и, глядя на скамейку, наклоняла голову к третьей бабке (из нашего подъезда она, как зовут, не знаю) и что-то говорила ей на ухо. Та, прикрыв рот, ей отвечала. После этого обе согласно качали головой, не обра-щая внимания на звонкую бабку, заходившуюся о том, что ветерок холодный, но солнышко, всё равно тепленькое.
Викторовна. Был у нас во дворе Витек такой, сын ее. Здоровый, спор-тивный и все такое, первым женихом считался. Вернулся из армии, машину купил. Женился потом на Марине из соседнего подъезда, она его из армии ждала. Жили они, ребенка завели. А потом этот Витек взял да и забил на-смерть эту Марину, по пьяни. Ему дали семь лет. Ребенка у себя оставили его родители. Самое смешное было, как его защищали – говорили, что эта Марин-ка ему изменяла, ребенок не от него и все такое, короче, хрень полная. Кстати сын растет, ему сейчас по-моему, лет десять, копия папы, и скоро он его уви-дит.
Именно эти твари всякие гадости про людей придумывают. История, как я пьяный шел - их работа, сто процентов, точно вам говорю.
Еще соседка там моя стояла, та, что за стеной моей комнаты живет. Все любит участливо улыбаться всем, а у самой вокруг глаз два огромных черных пятна, как будто от злобы внутренней, стремящейся найти выход. Есть тут у нас белый кот, глаза одного у него нет, так вообще враг номер один для нее. Как увидит, что он у подъезда сидит, так аж орать примется: «Куда идешь? Ты к нам не ходи!!» Тварь, ненавижу ее, тихоня хренова, мама раньше с ней, не то чтобы дружила, а так просто общалась, а теперь перестала, после того случая летом.
Раньше у нашего подъезда много котов собиралось. Мама, да и некото-рые другие, подкармливали их, и никого это не задевало и не напрягало ни-как. Кроме этой твари. Бесит ее это, типа, они тут в подъезде гадят и вся беда только в них.
И приехал к этой суке сынок, он в «Маскве» работает вахтовым методом, на даче помочь. Бабка эта дачу за городом держит, огурцы, помидоры и вся-кое другое говно разводит.
И пропали коты, все дедок ходил, искал, искал их. А потом в подвале ста-ли находить их мертвыми, не затравленными собаками, а просто мертвыми – отравленными. Причем тут эта тварь, спросите вы? Просто незадолго до этого соседка рассказывала маме, что крысы совсем житья на даче не дают, вот приедет сын, привезет отравы современной и все… короче говоря, делайте выводы. Да вот только беда, не все коты перемерли, только три или четыре, остальные живы, здоровы.
А, совсем забыл, тогда пять котов умерло. Ходил тот кот плохо. Сломан-ная лапа у него была, срослась неправильно, видно, у деда-кошатника он жил.
Тот кот, который отравился, не умер, а поносил после всего этого.
Знаете, как с ним поступили наши хорошие люди?
Клоп дал ему по голове и засунул в ведро, любезно предоставленное… думаю, не надо объяснять кем. Артур это ведро закрыл демонстративно и Клоп его на помойку снес.
Это было посреди бела дня, посреди проклятого дня, прямо во дворе.
Не знаю, был ли жив еще этот кот или нет.
… а они за это пузырь получили, вот.
Не знаю, как поступил бы я, если бы это увидел вживую, не знаю. Так го-ворили.
Но – факт - кота этого никто больше не видел.
Ненавижу их всех.
Почему-то плохое хорошо запоминается, в отличие от хорошего. А, мо-жет, хорошего и нет вовсе, поэтому оно и не запоминается, не знаю.
Знаю только одно - если на все это смотреть, не отрываясь, можно сойти с ума.
Но, знаете, со временем привыкаешь и смотришь на все это обычными глазами, будто все так, как и должно быть. И никакого сумасшествия. Ничего вообще. Тоска одна.
Настроения читать не было. Хуже нет читать без настроения - ничего не понимаешь, но все равно читаешь. Только бесить начинает. Вот как на тот момент не лезло ничего в голову. Только Санек этот.
Есть еще и компьютер у меня, тем более, стоит он в другой комнате, где окна выходят на другую сторону дома, солнечную. Но там всегда от жары не-чем дышать. Хотя, это лучше, чем слушать вопли с улицы.
Можно время убить играми или ещё чем. В Интернет думал залезть, да передумал. Интернет - это что-то с чем-то.
Большая помойка. Особенно социальные сети.
Хотя, вот.
Помню человечка одного из Ульяновска, не помню. Девчонку, ей пятна-дцать, записано так было. В графе «о чем вы думаете» у нее было – «Куда угодно, только не здесь». Это она о городе своем писала.
Жалко просто, и такая тоска берет! Это ведь, по сути, единственная ре-альная мысль среди остальных статусов была. Вот живет человек и ненавидит все, что с его местом жительством связано.
«Куда угодно, только не здесь», согласен я с ней.
Включил на компе футбол, начал играть. Игра не шла, никак было не со-средоточиться. Даже в другой комнате, было не уйти от того абсурда, творя-щегося на улице. Пьяные возгласы: «Да ну на х…», «Здоровый пацан, не рабо-таешь», «Пшёл на х… отсюда!!», «Е…й в рот», непрерывное чекотание Клопа – с одной стороны, детские крики и причитание бабок с другой - создавали не-переносимую какофонию. 0:2 в пользу «Динамо» - выключил эту чушь.
Опять подошел к окну и посмотрел из-за занавески.
Пара пустых бутылок, стоящих в ряд у скамейки, еще одна в руках ка-муфляжника и еще одна, из которой разливает в пластиковый стакан под-нявшийся с корточек Игорь, с красной, как у клопа рожей, ясно говорили - это надолго, может быть, вообще до темноты.
Весь шум со стороны ревущей скамейки прерывался только в минуты разлива. «Мужики» с видом людей, впавших в гипноз, смотрели за передви-гающимся по кругу пластиковым стаканчиком, наполненным Живительной Силой. Первым начинал лысый дед, бравший стакан из рук Клопа, словно кубок, потом - мужик в камуфляже, Сергеич. И так - по кругу.
Единственный, кто не пил, был дед с клюкой, с интересом беседовавший с громилой.
Смешно было смотреть - все пили по-разному, у каждого был особенный ритуал. Перед выпивкой дед Коля глубоко выдыхал, потом морщился и за-крывал глаза. Артур и Кулек молча проглатывали, верзила не закусывал и не морщился - так запьет и все, Кулек же продолжал жрать яблоко. Сергеич что-нибудь произносил, Данила долго держал стакан и тоже что-нибудь пытался сказать, томя всех ожиданием, но потом просто приподнимал стакан и при-клонял голову. Затем выпивал, подходил к скамейке, деловито выбирал ябло-ко, откусывал и, морщась, выбрасывал его под дерево. Игорь брал в другую руку бутылку с водой, чтобы мгновенно запить выпитое.
Компанию бабкам теперь составляли молодые и не очень мамы, важно курившие и тоже что-то активно обсуждавшие. Тоже одна к одной – темные очки и хвосты эти конские на головах. И Оля, коза, со своим ай-фоном кра-деным
А то, что краденый он – так это по-любому. Сам видел, как она поку-пала его у двух семиклассников за тысячу и не говорите мне, что он их был. Родные собрать его даже не могли; симку вынуть - вынули, а батарейку вставить обратно - проблема.
А, нах... Не хочу я о них ничего говорить.
Дети, забранные, видимо, из садика, носились по улице, словно угоре-лые, никакого внимания не обращая ни на кого вокруг. Один орал кому-то на балкон второго этажа. Другой, находясь в трех метрах от бабок, орал бабуш-ке, чтобы она посмотрела, как он спрыгнет с обочины на тротуар (та не обра-щала внимания, полностью погрузившись в беседу), третий бесстрашно сту-чал пустой бутылкой по асфальту.
Бесит. Зачем вам дети, если вы не обращаете на них никого внимания? Зачем вам они? Для статуса, чтоб как у всех?
Пошел, умылся, закурил.
За стеной опять начал долбасить сельский рэйв, теперь это был «Русский размер». Еще хоть хорошо, стенка закрывает стену эту, а так вообще тоже пипец был бы тот еще.
Это - соседи за стеной, та еще компания. Главным там Адольф. Ходит постоянно в камуфляже. Ни в какой армии он не служил, зато был членом ка-кой-то патриотической организации, зову я его так - Адольф.
Все его уважают - и бабки, и пацаны, и алкаши - все короче. И по дому-то он все делает, и на шабашки ездит, и на даче работает и все такое. А по мне, так - олигофрен полнейший, - сила есть, ума не надо. В армию он не по-шел из-за условника, нигде не учится и не работает. Он в семье главный.
Всего же вместе с Адольфом живут его подруга, мать (алкоголичка со стажем) и брат малолетний, ему шестнадцать, с такой же малолетней сожи-тельницей. Мотоциклист хренов, как начнет заводить свой «трактор» у подъ-езда, так пипец полный. Вообще, не сколько ездит он на нем, сколько чинит его.
В противовес всему, я все-таки нашел занятие - решил написать расска-зец, так, шутки ради. Надо было же чем-то отвлечься. Часто так делаю, про-сто стучу по клавишам, без особой мысли.
Вот что получилось.
Глава 1
- В чем смысл жизни, - присев у облетевшего куста, проговорил Толя.
- Не знаю, - никак не отреагировав, ответил собеседник, смотревший мимо Толи. Его явно интересовало другое.
- О, бля, - протянул Толя и почесал седые усы, - а… вот… ааа… о… бляяяяя, - старался скомпоновать фразу Анатолий.
- Да ну на х.. - Он разочарованно плюнул на грязный асфальт. Очеред-ная попытка поумствовать завершилась неудачей, от этого у Толи испор-тилось и без того нехорошее настроение.
- А этот… о… бля…, - протянул Толя. Он имел в виду то, что никак не мог выразить словами. Стоило ему попытаться, как возникали проклятые «О, бля…» А выразить он хотел следующее: он ненавидел своего начальника, считал, что он дурак, каких свет не видывал, но никак не мог объяснить, почему же он дурак, этот начальник.
- Этаааа… - начал было Толя, но остановился. Собеседник по-прежнему смотрел в сторону.
- Ты, эта… - ткнул рукой собутыльника Толя, попытавшись тем са-мым привлечь его внимание, - Знаешь, что?
Он, было, хотел сказать про мастера с завода, но получилось баналь-ное:
- Возьми еще у бабки, сходи, - и протянул Костяну мелкие банкноты. Толя плюнул в себя в душе, - опять он струсил и не смог обгадить этого урода! Проявил малодушие! Придется с этим козлом еще пить, чтобы рассказать какой же гад, этот начальник.
Эта история началась примерно пару месяцев тому назад. Толя и его мастер никогда особо не общались. Но в какой-то момент Анатолий заме-тил как «Начальник» наблюдает за ним, особенно в моменты «общения» с молодыми работниками, совсем еще сопляками.
Ну, ладно бы еще наблюдал, но хамить-то зачем?
Тут как-то раз Толя в очередной раз выпил с мужиками и пришел в каптерку в препоганом настроении, а там еще и молодой сидит и, никак не может справиться с трансформатором. Толик, в очередной раз, начал читать лекцию о тупости молодежи и называть его «бестолочью». Молодой что-то возразил. Пришлось в очередной раз объяснять ему старую истину, что он дурак и в жизни ничего не понимает. И вот, в апогее речи, когда для утверждения силы каждой фразы Толя пристукивал по столу кулаком, вдруг в каптерку зашел «Начальник» и наорал на него за то, что он не работает.
Толя оторопел, вот это хамство! Других умных мыслей на тот мо-мент в голову как-то не пришло…
Пару дней он молчал и на молодых не кричал и, вообще, ни с кем в цехе не разговаривал, а лишь слушал, слушал и смотрел за всем, что делал Начальник. Ну и идиот он был: объясняет всем ходит, говорит и не на кого не орет, только на него, «бедненького», наорал. И это после тридцати лет работы здесь! «Давай, давай, гладь по головке их, потом на шею сядут!», - сделал для себя вывод Анатолий. Больше того, Толе теперь казалось, что мастер следит за ним и лишь ищет повода, на него наехать.
Толя пытался рассказать об этом своим друзьям, сгоношить их, чтобы этого козла жизни поучили. Он мог бы, конечно, и сам, но руки марать не хотел. «Они урода этого поучат, а я-то ведь…! меня не остановишь, убить могу, я ведь придурок. Дерусь, через то и бабам нравлюсь» - характеризовал он себя. Была лишь одна проблема - постоянно был неудобный момент, только он решится, как бутылка пустеет, или все разойдутся. В общем, вот так.
- Ооо… бля… – пробурчал он вслед прошедшей мимо женщине, смерив-шей его презрительным взглядом.
Прошел час, Костян так и не появился, стало зябко.
- Пристрелю, - сказал, поднимаясь, Толя и пошел домой. Но стоило ему сделать пару шагов, как равновесие («И ты, Брут!») предательски покинуло его, и он молча плюхнулся на холодную землю.
- В чем смысл жизни? - еще раз проговорил Анатолий, повторив фразу, написанную на асфальте.
- А этот… о, бля… - прохрипел Анатолий, глядя на свет в окнах дома. Наступил вечер.
Глава 2
- Слышь, пацаны, - сразу начал Костян, подойдя к своим, - там пряник валяется, с деньгами…
- Аааааа… ! - раздалось со скамейки.
Этот крик – как удар по голове, отразился у меня в затылке.
И подскочил я, бросив свое мирное занятие…
Что там такое..?
Подошел, посмотрел в окно.
Оказалось, орал это дед Коля, которому было не встать со скамейки, он хватался за неё, пытаясь не упасть.
Видимо, все уже было допито, Данила и Сергеич ушли. Сосед, что стоял и молчал, теперь присел к деду-аксакалу Кульку и что-то тихо ему рассказывал. Но Кулёк больше внимание уделял Клопу, ведущему Артура домой. Амбал на-жрался так, что сейчас он с трудом переставлял ноги, словно ходули, а Клоп отчаянно держал его за плечо, его лицо теперь приобрело даже не красный, а коричневый цвет.
Так хотелось, чтобы он упал и расшиб себе башку, да так чтобы мозги по-текли.
И - свершилось. Сделав несколько неуверенных шагов, амбал-таки упал, утянув за собой и Клопа.
Радостно стало, хоть что-то хорошее.
За этим процессом с интересом наблюдали бабки и теперь активно об-суждали это событие. Кто-то жалел амбала, кто-то что-то советовал Клопу, од-на даже заорала в возмущении мужику, что сидел с аксакалом, чтобы он по-мог. Как всегда, они судьи, они советчики, они всё.
Тем временем парочка поднялась и ушла в подъезд, обидно даже стало, что эта тварь сумела подняться.
Дед продолжал сидеть и бормотать себе под нос. Аксакал Кулек по-прежнему, с трудом переносил общество Хоббита и, не обращая на его слова особого внимания, стал говорить с подлетевшей бабой Нюрой, чей звонкий голос казалось, временами переходил в ультразвук.
Часам к шести-семи все более-менее начало стихать, кроме музыки за стеной. Но когда этот долгожданный момент наступил, мне уже не было дела ни до чего.
Ведь должно быть занятие, которое не бесит!
Читать?
Точно, читать. Настроение, вроде, появилось.
Сэлинджера брать не стал, взял другую книгу. Книга Джека Лондона «Мятеж на Эльсиноре», хорошая вещь. Начал читать. Но, попробуй, здесь по-читать, когда ошеломительный гомон пришедшего домой соседа достаёт по-чище зубной боли.
Он монотонно, однообразно и с каким-то учительским тоном что-то разъ-яснял своей матери, словно упиваясь своей красноречивостью. Он все говорил и говорил, говорил и говорил. Ну, и что теперь делать?
Однажды я ударил в стену, чтобы он заткнулся там. Он действительно заткнулся, но через пару дней, на улице меня встретил его сынуля, лет на семь он старше меня. Бить он меня не стал, на первый раз, говорит, прощаю, вто-рой раз отметелим с пацанами за батьку.
Бред.
Зато как эта сука потом на кухне отрывался! Наверное, дня три бухал, не просыхая, постоянно причитал приехавшему навестить сыну: «Ты-то у меня не такой». А потом еще цинично приговаривает: «Ладно, давайте потише, а то опять в стену стучать начнет, с топором еще явится» - и заржет, и сынуля го-гочет. И эта падаль старая подвизгивает, откуда только силы.
Стены, говорю ведь, бумажные. Тем, кто строил эту коробку, в ней по-жить.
|
