21
В подъезде теперь, кроме «аромата» жареной рыбы и блевотины, еще и говном несло - то ли кот, то ли человек опорожнился. Вонь та еще была, это я вам точно говорю.
Едва я вдохнул «свежий» воздух, как понял - не только похмелье мучило меня. Висок враз заболел, боль проявилась только на воздухе, причем сразу и сильно.
Закурив, пошел вниз, делать-то все равно нечего, анальгина дома нет, так что обратно возвращаться не имело смысла. Но вернуться все равно при-шлось. Я опять забыл ключ от домофона. Знаю, плохая примета, но уж лучше плохая примета, чем опять стоять у подъезда рядом с этими упырями.
На нижней лестнице сидел Гриня.
- Андрюха, дай сигаретку, - пробурчал он. Ну и несло от него! Похоже, это он и обделался.
- Нету, - говорю. А он сидит – и не двигается ни вправо, ни влево. Не обойти его никак. Все-таки обошел или, скорей, перепрыгнул. Полоса препят-ствий началась…
- Жалко? А… б…, козлы, человеку сигаретку зажать, е…..й в рот, б… Ой-ой-ой, - бубнил он пьяным голосом.
Хотел ему ответить, да не стал. Зачем?
Все-таки странные люди - хоть сто раз дай я ему эту сигарету, на сто первый все равно будешь козлом.
Свет солнца, ворвавшийся в открытую дверь, ударил по глазам. На ка-кую-то долю секунды показалась, что и без того болевшая голова сейчас взо-рвется. Это и помешало мне. Я собирался сразу повернуть налево, под окна, как делаю всегда. Но споткнулся об валявшуюся Наденьку, машинально от-ступил в сторону.
Наденька что-то икнула.
На скамейке сидели все те же персонажи. Они уже были хорошо разо-греты, о чём-то оживлённо базарили. И этот гандон на дереве все так же улыбался, сволочь.
Нелепо сделав два шага назад, повернул под окна. Я не обращал ни на кого внимания. Какое внимание, когда так болит голова?
Жителям скамейки это не понравилось.
- Э..! Слышь, сколько время? – гаркнул мне в спину Верзила.
Не обратил внимания, меня не «Э» зовут. На мою беду, им и это не по-нравилось…
- Слышь, петух, ты че не понял? – громче сказал верзила заплетающимся языком.
«Как же ты меня достал», подумал я и развернулся к ним лицом.
- Чего тебе надо, зечара убогий? - выпалил я. Может, я и не сказал бы ни-чего, но… Да, немного пьян я был и уже не думал о последствиях сказанного, болела голова. Но что-то где-то сломалось, опять появилось странное чувство лёгкости. Меня понесло.
- Че? – только и вырвалось у верзилы, он явно потерялся.
Секундная пауза.
- Слышь, ты ох…л? Ты че пацана оскорбляешь, крутой такой, что ли, ва-лет? - забасил пришедший на помощь верзиле пацанчик с лицом олигофрена, сидевший с остальными. Он вскочил со скамейки, снимая на ходу куртку, и я увидел его полностью.
- Нах… твоя жопа, - прошипел Артур.
«Пипец», только и подумалось мне. Он был здоров как бык, хоть сейчас запрягай в плуг и паши на нем. Да мне только было уже все по барабану. Сверчок внутри головы никак не унимался, напротив, он играл свою мелодию все громче и громче. «Не смогу», «Закопают», «Петух», - только и носилось в голове, приступ зверствовал, глаза начала застилать пелена бешенства.
Багровый гнев.
- Подраться хочешь, синемора? - говорю, а сам голоса своего не слышу. Может, заорал я, может, прошептал, не помню. Помню только, как будто вед-ро кипятка кипящего мне кто-то в голову залил. – Пожалуйста!
Он даже ничего понять не успел, когда я врезался с разбега ногами ему в грудь. Просто махнул курткой, а олигофрен рефлекторно попытался ее ухва-тить. Он упал на асфальт, как мешок с говном. Изрыгая клубы мата, стал подниматься, скорей автоматически, явно с трудом понимая происходящее.
Словно я и не я был - не знаю, что происходило. Говорят, человек сам не знает, на что он способен в экстремальных ситуациях. Действительно так, мною как будто кто-то управлял. Уже не помня себя, я хотел продолжить на-чатое, а потом заняться верзилой, а потом всеми остальными. Достали козлы, алкаши гребаные, тоже мне - авторитеты, место мне мое решили показать, сейчас я вам ваше место укажу. Подошел я уже было к валявшемуся ублюдку, как сзади на меня навалился Клоп и отшвырнул меня в сторону. Он был меньше меня, но та легкость, с которой он меня отшвырнул, просто поразила. Я, конечно, не упал, а просто отскочил в ожидании дальнейших действий.
И - как волна схлынула!
Крики бабок, на которые я только сейчас обратил внимание. Подтянулись мужики, невесть откуда взявшиеся и пара пацанов. Все возбужденные такие, то ли злые, то ли радостные – хоть что-то происходит. Они организовали ме-жду мной и синеморами живую стену.
- Я тебя урою, - орал мне из-за спин, пришедший в себя олигофрен.
Мужики орали, спрашивая: «Что случилось?» Бабки тоже орали напере-бой, перебивая друг друга. Истинным было одно – никто не видел, из-за чего все началось.
- Не надо драться, не надо, - причитала звонкая бабка. Мне захотелось ударить и ее, чтобы заткнулась.
За спинами мужиков я увидел верзилу. Еще несколько минут назад уве-ренный в себе, широкоплечий мудак в жилетке на голое тело, сейчас превра-тился в побелевшего от страха и нервно пускавшего дым из носа хлюпика. Видели бы вы его! «Мама, где папа?» - сейчас закричит. Вот-вот заплачет бед-ный, трясется, сука, весь. Обидно стало, что до него руки не дошли, ведь эта сука все начала.
- Пойдем, - сказал неизвестно откуда взявшийся Артур.
Это и был парень Насти.
- Куда?
Даже в такой ситуации я боялся его, просто мороз по коже побежал. Чего ему надо?
- Да не щемись, вон к соседнему подъезду.
Пошли мы, правда, не к соседнему подъезду, а к соседнему дому. Как-то сразу отлегло. Честно говоря, первой мыслью было то, что сейчас мне придет пиз..ц.
- Чего тут такое? - спросил он, положив мне руку на плечо, тяжелую как топор палача, и это был явно не дружественный жест. От этого Артура нико-гда ничего хорошего не жди. Строит из себя авторитета, а сам обычный гоп-ник, только сильнее других и смуглее.
Я собирался ответить, но меня перебила толстая бабка, пришедшая сле-дом. Та еще тварь, все про всех знает, даже то чего и не было никогда.
- Артур, - начала она клокотать, - они сидели, никого не трогали, а он подлетел и начал их избивать.
Во как!
Сидят люди пьют посреди улицы, с утреца, никого не трогают, и тут монстр подлетает и начинает их бить. Конечно, мне виднее, я ведь тут все знаю обо всех, я тут главная сплетница. Захотелось и ее ударить.
- Разберемся, - ответил Артур и добавил: - Так было?
«Ты, мразь старая, вообще заткнись, пока твои глаза выпученные не вы-давил! А ты кто такой, чтобы я тут перед тобой оправдывался? Робин Гуд хре-нов, отвали!» - хотелось проорать, бешенство еще не прошло, но лучшим для моего здоровья было просто сказать, как было.
- Он еще домофон вчера ломал, - не унималась старая тварь.
- Не надо, не надо домофон ломать, - запричитала баба Нюра, ей по-прежнему было не то, чтобы весело, ей было обычно.
На эти комментарии Артур не обратил никакого внимания. Даже не обернулся.
- Я на улицу вышел, а этот хромой меня петухом назвал, в спину. Ты бы такое стерпел? - объяснил я, давя на его пацанские чувства, хоть и прими-тивные, но очень восприимчивые к оскорблениям.
Подействовало.
- Че, в натуре? – смягчился он.
У скамейки тем временем кипела жизнь. Отошедший от стресса посред-ством очередной стопки, верзила объяснял свое виденье ситуации бабкам, те согласно кивали, одинаково покачивая головами – «ах, какой он нехороший, сиротинушку обидел». Вот теперь разговоров-то - на месяц наверное. При-ободренный этим, громила еще активней жестикулировал руками и показы-вал что-то на пальцах. Бедненький, чуть монстр его не убил, страдальца, сука.
- Как дела-то? - совсем по-дружески произнес Артур. Видимо претензий у него ко мне не было. А у меня мороз так по коже и бегает, и голова, будь она неладна. Кое-как рассказал, конечно, никаким боком не касаясь Насти.
- Есть на пиво-то? - спросил он, внимательно выслушав меня и кивая в знак понимания.
Затем к нему подошел еще один парень, поменьше его и помладше, его звали Стас или просто «Малой», поговорил минут пять. Затем подошел Слава с Сэмом, вышедшие на шум. Потом стали подтягиваться со всех сторон и дру-гие гопники - Толстый, Муха, Тоха, Артемон - брат Сэма, Гагарин, Коробок, ещё кто-то, только Санька и Гошана не хватало, а так собрался весь цвет на-шей молодежи.
Гоблины - все, как один, бритые и одежда, в принципе, одинаковая - или спортивные костюмы, или джинсы с майками. Тоха, конечно, избил бы меня, да и Коробок бы не отказался, и все остальные – я ни за кого не берусь. Но тут был Артур, их главарь. Может быть, чуть более умный, или более справедли-вый, а может, он просто сильнее других и ему нравилось решать, - казнить или миловать, чувствуя тем самым свою власть.
Так что никто меня не тронул, мы пожали друг другу руки и разошлись. Я пошел дальше, не обращая никакого внимания на уродов у подъезда. Инте-ресно, Настя это видела? Я хотел бы, чтобы она увидела, как я крут.
Такая тоска сразу появилась. Ну вот, и думать начинаю как эти…
И тут - свист в спину. Все от тех же уродов. Свистит Коробок, его манеру свистеть ни с чем не спутаешь.
- Эй, погоди, - гаркнул он. Ко мне приближалась толпа. Мне каюк, это я уже понял.
- Ты че? - Тоха толкнул меня. С огромным трудом я устоял, едва не упав на асфальт.
Пытался я ответить, но не понимал, чего они от меня хотят.
- Слышь! - рычал кто-то из толпы, - Слышь!! Слышь... Слышь… Ты что ох…л? Здоровья до х..?
- А что такое? В чем дело? Арт…
Договорить я не успел, ударил кто-то из них, так долбанул мне в грудь, что устоять было невозможно. Все, мне конец, не продохнуть, нечем дышать, нечем дышать. Я пытался вдохнуть, но кто-то словно мне бревно в грудь впер. Они обошли кругом, сейчас что-нибудь спросят и начнут бить, не дождавшись ответа. Все.
И резкий свист, и опять солнце над головой, и опять глаза болят. И отхо-дят уроды, не закончив начатого. И бабки с недовольством глазеют на сие действо. И алкаши раздосадованно смотрят на меня, их начавшееся было ве-селье прервали, и этот гандон все улыбается. А я могу дышать, мое дыхание восстановилось, но грудь болит.
Это Леха. Леха помог мне. Он подошел с черной битой и подал мне руку.
- Несильно досталось?
Леха - этот тот человек, на которого действительно хочется быть похо-жим. Он сильный, но не крутой. В том смысле, что никогда не выделывается, хотя какой-то борьбой занимался и в десанте служил, говорят. Не криминал, но все его боятся. Все уроды боятся, конечно же, даже Игорь, сука, не стреля-ет у него денег, даже не подходит, боится. Просто однажды Леха пообещал ему - если он еще раз подойдет, то он его отделает. Игорек не поверил…
Конечно, Леха не супермен, работает на самой обычной работе, то ли программер он, то ли консультант, что-то в этом роде, но никогда он не по-терпит несправедливости, во всяком случае, мне так кажется. Живи такой в нашем подъезде, или хотя бы в доме, такого бы беспредела явно бы не твори-лось. Попробовали бы эти уроды вот у него под окнами присесть (живет он на первом этаже).
- Живой? - спросил он, наклонившись, чтобы подать руку. Стоял он спи-ной к солнцу, и с земли казалось, что он светится, прям Святой. – А я стою в машине копаюсь, смотрю, уроды, что-то разошлись, думал и не поспею. Ну живой?
- Давай руку.
- Спасибо, - говорю. Действительно - не приди он, мне конец бы настал. - Это они за этих впряглись…
А Леха уже не слышал. Помахивая битой, он возвращался к своей маши-не.
- Лех, - крикнул я ему вслед, - у тебя нет анальгина?
Может быть, нелепо это прозвучало, но у кого спросить, как не у него, да и голова готова была взорваться.
- В аптечке есть, - развернулся он, - пошли дам.
- Это ты их правильно отделал, так с ними только и надо, - говорил он вместе с орущим радио, копаясь в моторе своей «девятки», пока я старался проглотить анальгин и отряхнуть куртку.
Тут заржали и засвистели гопники. Подумал - надо мной. Нет, во дворе их не было, они собрались на балконе у Тёмы, в соседнем доме и, словно обезьяны, кому-то что-то орали вслед.
Тут я вспомнил про Настю.
- Спасибо, Леха, пойду я, – протянул ему руку и хотел, было, пойти.
- Андрей ведь ты, да? – говорит.
- Да, а что?
- Слушай, Андрюха, помоги. Вон аккумулятор стоит, принеси, – говорит, - не в службу, а?
В метрах двух за машиной стояло что-то типа ящика с клеммами (не по-нимаю я в этом ничего), наверное, это и был аккумулятор. Рад был помочь. Взял его и потащил, именно потащил, он килограммов сто весил, не меньше, да и рука у меня болела еще. Принес я его и держу, жду, когда Леха вылезет из мотора и возьмет его, а он, повторю, тяжеленный, килограммов сто весит, не меньше.
И тут уронил я этот дерьмовый аккумулятор, не удержал.
- Баран, - злобно сказал высунувшийся Леха, теперь его лицо из-под ка-пота казалось черным-черным.
- Извини, - говорю, - не хотел я. Правда, обидно стало, попросил фигню, а и этого сделать не могу.
- Зашибись, что за молодежь, ни хера не умеют, - бесился он, - бля, ме-лочь ведь попросил. Руки, что ли, из жопы растут, идиоты!!!
- Ну, извини, - оправдывался я и попытался поднять аккумулятор.
- Не трогай!! - проорал он, - иди, короче, куда шел!
Орет, вот-вот взорвется, вены на шее взбухли, аж кипит стоит.
Ну и психопат. Блин, пошел он, тоже мне супермен! Развернулся я и дви-нулся на остановку, отряхивая грязь с одежды.
И тут вижу, идет мне навстречу тот самый шкет, который песенку орал из «Винни-Пуха». Идёт с видом таким, будто он тут хозяин всего, зенки круг-лые, веселые, в веснушках весь. Со своими дружками - маленьким блондин-чиком, толстым, красномордым, омерзительным и тощим, чернявым таким, худущем, одни уши из-под кепки торчат. С такой гордостью и спесью, аж подпрыгивает. Несет свою пневматику - тут и не гадай, он это стрелял по ко-ту. И прошел бы я мимо, ничего не сказав, да этот мелкий, худой, года на че-тыре помладше, вдруг перегородил мне дорогу и встал. Глаза выпучил, свою тупую головку наклонил на бок в ухмылке и стоит передо мной.
- Куда это мы? – нарочито прошлепал губами он. - А? Мама разрешила?
А второй стоит и ржет, гогочет лошадиным смехом, аж захлебывается. «Ыххх - ыэххх-ыххх».
Следующие секунды я мало помню. Помню только, как развернулся и ла-донью дал по морде стрелку, не сильно, но ружье он выпустил. Схватил я эту гадость и со всей дури вколотил ее об угол дома, да так, что и приклад разле-телся в щепки. Рука моя больная такой болью отдала, чуть не завыл. Не знаю, повредился ли механизм стрельбы, но то, что стрелять теперь будет неудобно - это факт.
Эти малолетние скоты что-то орали мне в след, а мне плевать было, даже не обернулся.
Не жалею ни капли что так сделал, нисколько. Может, в других обстоя-тельствах я бы, конечно, все взвесил и оценил последствия, но тогда было не до этого, достали они меня все. А эти, подонки мелкие, - так им и надо. Сего-дня кот бродячий – кому он нужен? Завтра – кот домашний, так его хозяева -не люди и есть. Потом по бомжу – не человек и был. Потом просто по человеку – но ведь не убил же? А что потом – убьют если? Тоже – не человек был?
И так – до бесконечности.
Все это скотство от безнаказанности. Хотя, если честно, процесс кажется настолько необратимым, что уже ничем не помочь, да и не нуждаются они в помощи.
В помощи буду нуждаться я, когда они расскажут об этом своим родите-лям и друзьям. Это же местные дети, местных родителей, их все тут знают, они все хорошие и обижать их не рекомендуется. Ну, пошалили, пошутили. Они ведь поиграть хотели, а я обидел… да и плевать, на все плевать.
22
Минут двадцать минут простоял я на автобусной остановке. Вглядываясь в проход между домами, что выходил к дороге, я пытался среди сновавших по дороге машин увидеть идущую на остановку Настю.
Рассеянно разглядывал сломанный светофор, сначала я даже не заметил его, когда дорогу переходил. На нем заело желтый и он горел постоянно, а вот красный и зеленый перемигивались. А водители словно и не замечали этого, им по барабану какой там горит, пропустят, если надо.
Зашел за газетный ларек. Не прятался - просто дул ветерок, тонкий и хо-лодный такой, а голова только проходить начала, боялся, что опять заболит.
Настя, как и полагается, опоздала. Увидел ее издалека еще, когда она еще дорогу переходила. С сумкой, одетой через плечо и в темных очках, немного тревожно озираясь по сторонам, словно искала кого-то взглядом, или из-за сломанного светофора.
Подошла ко мне, поправляя волосы, растрепанные веселым весенним ветром.
- Никого не увидела? – спросил я вместо приветствия.
- Что? – мой вопрос будто вывел её из транса.
- Привет, - произнесла она, поправляя волосы, в голосе звучали напря-женные нотки. Как будто она с кем-то недавно поругалась.
Не стал я спрашивать из-за чего, и так погано было. Не стал я ничего и рассказывать про события на улице. Если надо - сама об этом заговорит, а тупая рисовка не по мне. Бесит меня это.
В ожидании автобуса мы немного поговорили, я спрашивал о кино, она же, медленно, но верно отступая за павильон, казалось, не слышала моих во-просов и как-то даже нарочито поглядывала по сторонам, будто ждала кого-то, кто вот-вот должен появиться. Потом разговор как-то совсем завял.
Отошел к газетному ларьку. Не нравилось мне, как она себя ведет, не-приятно. Что, уже и стоять рядом со мной стыдно?
Футбольных газет не было, хотел спросить у продавщицы насчет того, что бывает ли завоз вообще. Да и календарь надо было купить, сменить, а то и вправду 2008 год на дворе, что ли? Но не успел. Едва я наклонился к узкому окошечку, как подлетела пенсионерка, лет шестидесяти, едва не сбив меня с ног, сунула в проем окошка мелочь.
- Кроссворды дайте, без сдачи – рявкнула она впопыхах, положив свою толстую руку на прилавок, словно шлагбаум между мной и окошечком ларька.
На мое предложение быть поосторожней, она отреагировала просто убий-ственным взглядом своих плохо накрашенных старческих глаз и, мелькая зу-бами (некоторые были золотыми), начала говорить.
- Я на работу опаздываю, а если это не куплю - вообще работать не смогу, а вы мне не хамите, – лаконично ответила она с возмущенным видом и, за-брав свои гребаные кроссворды, ушла, не дождавшись ответа.
- Какая работа в воскресенье? – говорю.
Настя только улыбнулась, прищурив свои лисьи глазки, очки она сняла, как только подошла ко мне.
- Видала? – говорю. - Сюрреализм!
- Дай сигаретку, - говорит.
Дал. Хоть какое-то действие.
И опять - такая тоска пошла!
Уставился на светофор и смотрю.
- Ксюха надоела своими распашонками, - сказала Настя, выпустив дым.
А потом вдруг тоска отхлынула. Понял я. Говорила бы она тысячу лет, все равно бы слушал и не важно что.
- Мальчику – голубое, это понятно, классика, а правильно ли ее поймут, - передразнивала она Ксюшу. – Идиотка.
Взгляд её все равно изредка косился на дорогу.
«Действительно, не знаю, кто папа, - это нормально, но голубую распа-шонку ребенку! – действительно, вот беда!».
- А у тебя что - дети есть? – спросил я, без всякой задней мысли, даже в пошутить попытался.
- Что? – лицо Насти буквально потемнело, чего не мог скрыть даже то-нальный крем, – ты меня с детства знаешь, а если знаешь, что нет, зачем спрашиваешь?
- Почему Ксюша тебя об этом спрашивает? – говорю, никак не успоко-иться дураку, проклиная себя за бестактный вопрос, задевший ее. И опять тоскливо стало.
- Да просто так, - ответила Настя, обходя небольшую лужу, этот разговор ей не нравился.
- А…, просто так просто, – ответил я, желая сам свернуть со скользкой дороги. - Скоро там автобус?
«Абортами балуешься, детка, точно, зато и вопрос тебя задел» - подума-лось тогда мне, «у каждого есть скелеты в шкафу, точно, у каждого». Так про-тивна стала она мне. Соска.
- Все проблемы от того, что никому ничего не надо, – скорей шутливо, чем серьезно, сказал я, скорей себе под нос.
- Патетика, – также тихо и злобно выговорила Настя.
- Согласен, – ответил я и заткнулся.
Вот, если честно - меня поразило, что она знает такое слово - «патетика».
- Нравится? – говорит.
- Что?
- Ну, майка нравится? – говорит, недовольная такая.
«D&G - Дорого и Глупо», было написано на майке, а я как-то и не заметил. Просто написано было на самой груди. Хоть сто раз посмотри, не прочитаешь, взгляд весь уходит, да что я вам объясняю, сами все понимаете…
- Нормально, - а сам думаю - «пафос». - Потом в аптеку зайдем, ладно? – говорю, не подумав о двойном смысле такого высказывания. Просто у нас та-кая фигня - если говоришь с девушкой об аптеке, значит, речь по-любому должна идти о презервативах…
- Анальгина купить, - смущенно добавил я, как в оправдание.
- Зайдем, конечно, - ответила Настя. Как-то отлегло сразу, что она ничего другого не подумала, а может, просто не слушала о чем я говорю. - Вон, едет, - закончила она и направилась к подъезжавшему автобусу.
|
